Работа Михаила Калатозова, обласканная в Каннах в 1958 году, по праву считается жемчужиной советского кинематографа. Этот фильм обычно восхищает зрителя операторской работой, силой монологов (взять гневную речь героя Меркурьева в госпитале!), удивительным разрезом глаз Татьяны Самойловой, но судя по спорам на «Кинопоиске», оставляет много вопросов к героям. По мне, так театральная постановка Петра Нореца (Москва), чья премьера прошла 30 апреля в нашем театре, оказалась сильнее и яснее. Пока смотрела, вспомнила военную частушку: «Ах, война, война, война, ты меня обидела, ты заставила любить, кого я ненавидела». Хрупкая Елизавета Лашманова чудесно воплотила запутавшуюся и далекую от личного героизма (а на самом деле подвиг — это штучное явление) Веронику. Она и прижимает к сердцу плюшевую белку (все, что осталось в жизни), и кричит в сердцах жуткое и несправедливое «У меня муж, меня любят, а ты так и останешься старой девой!». Марк-пианист (Артём Жуков), хоть по замыслу пьесы старательно закрашивается черной краской, на самом деле не так ужасен и в своей творческой эгоцентричности близок главной героине. Да — труслив, да — влюбчив. И склонен договариваться со своей совестью. Но толку-то на фронте от средней руки пианиста — ни в разведку с ним, ни в атаку. Пусть уж в эвакуационном госпитале играет — все польза… И эвакуированная актриса Антонина (блестящая работа Елизаветы Казачковой) — дама, хоть и не лишенная тщеславного благородства, но тоже потерявшаяся. Судорожно хватающаяся за прошлое, которое рассыпается прахом прямо в руках (в военной Москве вечера не упоительны, сколько казённый автомобиль по затемненному городу ни гоняй). Вообще, женские образы сделаны так живо и глубоко (чего стоит Нюрка-хлеборезка в исполнении Ольги Берзиной!), что невольно задаёшься вопросом: а как бы я себя повела в предлагаемых обстоятельствах? Да и Анна Михайловна Ирины Аввакумовой — выразительный и противоречивый персонаж: мудрая учительница истории, которая всё видит насквозь, но не может справиться со страхом вторично отпустить на войну единственного сына: «Хоть бы эта война закончилась сегодня!» — крик-заклинание, которое чудесным образом исполняется (почему не кричала раньше?). Но есть два человека, на которых держится эта семья (эта пьеса? эта война?), как на могучих дубах. Отец Бориса — военный врач (Максим Солнцев) и сестра Бориса — Ирина (Ольга Есина) — это те настоящие люди в белых халатах на работе и по жизни, которые представлены честно и сильно, радуют душу честному зрителю и не дают ему поморщиться: ну не всё ж автору об актрисах и их покровителях, нечистых на руку сотрудниках общепита и слабых духом невестах… И два антипода: бабушка (заслуженная артистка Р Ф Людмила Романова), как стойкий солдатик, не оставившая Москву, и администратор филармонии (Руслан Шегуров), которому что эвакуация, что война — мать родна. Словом, спектакль получился, и получился живым и жизненным. Ещё одна мысль, которая показалась ценной мне (и, возможно, покажется не пустяковой читателю): настолько русскому человеку трагична война, что и играть и смотреть её нельзя, иначе как сердцем… Что артисты играли «всей сутью», что зрители внимали почти не дыша (многие вставали на аплодисментах). И да — вина, как главный герой. Вина живых перед погибшими… Вина Вероники, вина Марка, вина даже раненого бойца Володи… Обвинения бросаются лишь вскользь: «Это из-за тебя погиб Борис!», но это искра, брошенная в бочку с бензином — вину носят все. Её столько, что на следующие поколения хватит. Спасибо, театр. Спасибо создателям спектакля за правдивую и чуткую историю любви, не выдержавшей испытания общей бедой. «Жди меня, и я вернусь» не получилось. Так бывает не только на войне, но на войне это особенно больно. Ирма Крекнина г. «Городской курьер», 2021 г., № 18 от 5 мая