В конце марта в саровском театре ожидается премьера комедии Гольдони «Слуга двух господ» в постановке режиссера Анастасии Литвиновой.
Поймав момент, когда работа над спектаклем в самом разгаре, мы познакомились с режиссёром, приоткрыв дверь в мир театра и в тонкости режиссёрского пути.
Нелинейная история
Как вы стали режиссёром, как вы к этому пришли?
Ася Литвинова: С детства мне нравилось организовывать игры для друзей. Например, мелками рисовала в парке большие игровые карты: вот здесь через «воду» надо перепрыгнуть, здесь — «кипящая лава», здесь на загадки ответить. Потом я делала форумные ролевые игры в интернете: придумывала вселенную, к которой могли присоединиться другие пользователи. Но к режиссуре я пришла не сразу. Сначала долго занималась пением, потом поступила в школу с театральным уклоном. Окончательно влюбилась в драматический театр на показе «Театральной бессонницы», проекта режиссерского факультета ГИТИСа. После школы я поступила в Москву в музыкальное училище при Консерватории, а спустя время — на режиссёрский факультет к Андрею Могучему в РГИСИ (Санкт-Петербург).
Все дороги ведут в театр
— Сначала я поступала на актрису. Во-первых, было понятно, что на режиссуру сразу после школы не поступишь, жизненного опыта не хватит. Пробовала поступить на актёрский… и провалилась с треском. В то время не было электронной очереди: бегала к пяти утра вживую записываться, по 3−4 раза ходила в одну мастерскую, но к разным педагогам, и пролетала везде. В итоге поступила на музыкальный факультет, но параллельно посещала курсы в Школе-студии МХАТ. И в процессе поняла, что актрисой быть не хочу. Любовь к театру большая, а что делать с ней — теперь не понятно. Ещё раз сдала ЕГЭ и поступила в ГИТИС на театроведческий факультет. Выбрала заочку, чтобы и музыкальное училище закончить. В процессе обучения на театроведческом поняла, что не могу усидеть на месте. Какой-то у меня не тот психотип. Мне тогда был 21 год, и я поняла, что надо пробовать ещё.
В Питер не страшно
— В Москве на режиссуру поступать было страшно — меня все уже знают, режфак и театроведческий находятся в одном здании ГИТИСа — не хотелось разговоров, если вдруг не получится. А вот если поехать в Питер, там не страшно. Попробовала и… увидела себя в списках, кричала от радости — поступила к Андрею Могучему. Этот путь получился таким, меняющим сознание. Я приехала в Питер одним человеком, а уехала другим.
Постановщик, актёр, педагог
— После института вернулась в Москву и получила повышение квалификации у режиссера Анатолия Васильева в ММУ — он брал к себе людей, у которых уже есть театральный опыт. Мы занимались в основном ситуативными практиками, делали этюды по Чехову, Горькому.
В Москве, прежде чем основательно прийти в режиссуру, я активно преподавала, плюс занималась перформативной и актёрской деятельностью. Васильев говорил, что у режиссёра должно быть три лика — толкователь, педагог и зеркало. И пока я шла к профессии, я старалась всего этого набрать.
Почему режиссеру необходима педагогика — тебе надо научиться выдавать информацию частями, ведь когда пытаешься привести к результату сразу, то можно этого результата и не достичь. Ведь у людей разный резервуар памяти. У Анатолия Васильева тоже был принцип — всё давать постепенно, из серии — это поймёшь позже; что-то в итоге понимаешь сам, в своё время.
Горький слон
Обучение, преподавание… к режиссуре был переходный момент?
— Да, дебют произошёл спустя два года после окончания института. Я съездила на Соловки, и услышала там историю, которую захотела воплотить. В основе моего спектакля «Горький слон» — поездка писателя Максима Горького в 1929 году в составе делегации ОГПУ в Соловецкий лагерь особого назначения, результатом которой стал позитивный очерк, который вышел в журнале «Наши достижения». Первая реакция, конечно, такая: «ну как ты мог»? А потом понимаешь, что на кону у Горького было очень многое. Меня в этой истории задевает, что человек находится в ситуации внутренне неразрешимой, сложной. Он будто на краю пропасти стоит — его раскачивает, и он падает. Эта тема очень глубоко меня взволновала, попала в меня чувственно. Мне вообще нравится в драматургии ситуация цугцванга, вынужденного выбора между плохим и худшим.
Путь в Саров
— Здесь я ставлю спектакль «Слуга двух господ» Карло Гольдони, где ситуации цугцванга нет. И мне сейчас очень нравится, что у меня период комедий. Я до этого делала эскиз в Петербурге — такой ироничный детектив, люблю сочетание юмора и ужаса. У Аристотеля есть понятие «испытание ужасом» — что лучше пережить что-то жуткое в театре, чем в реальной жизни, чтобы выработать сострадание. И юмор хорошо к этому подготавливает. Поэтому я рада, что сейчас ставлю комедию Гольдони. Там ужаса нет никакого, там есть немного смерть, которая над всеми нависает. Но все вопреки ей движутся вперед и живут очень полной жизнью.
Как вам наш город?
— Ещё осенью, когда приехала в Саров впервые, мне здесь очень понравилось. Зимой сложнее оценить всю красоту заповедной местности. А в сентябре я жила в гостинице в старой части города и ходила в театр проводить мастер-классы через Заливной луг — это потрясающе, такая красивая природа, золотая листва.
Лаборатория
Вы упомянули мастер-класс?
— Да, это было в рамках лаборатории. Программа «Территория культуры Росатома» совместно с Театром Наций уже много лет проводит творческие лаборатории в атомных городах. В региональных театрах идет не менее насыщенная творческая жизнь, чем в столичных. Но при этом меньше возможности знакомиться с молодыми режиссерами, новой драматургией. В рамках лабораторий за счёт грантов и госпрограмм в малые города приезжают молодые режиссёры, чтобы за неделю практически на коленке с актёрами создать эскиз спектакля. Такой фрагмент, с быстро набросанной музыкой, порой с недовыученным текстом. Тем не менее, зритель, который приходит смотреть на эскиз, может понять, что перед ним и голосует, если хочет, чтобы этот спектакль был доработан и остался в репертуаре театра.
Со временем эти лаборатории обросли факультативными вещами, в первую очередь — мастер-классами. Бывает, в штате театра нет человека, который занимается, к примеру, речью, а актёру постоянно нужно над этим работать. Тогда привозят специалиста, который целенаправленно и интенсивно несколько дней занимается с артистами речью или сценодвижением.
На последней лаборатории в Саров приехало много технических специалистов, которые занимались с цехами — осветителями, бутафорами, радистами. Это очень полезные вещи, которые театру ничего не стоят, но приносят большую пользу: эскизы превращаются в полноценные спектакли, режиссёры приезжают на новые постановки или вообще остаются. Так в Сарове появился главный режиссёр Антон Морозов — он ставил эскиз в рамках лаборатории, потом приехал ставить спектакль, ещё спектакль и, в итоге, стал главным режиссером.
Саровских зрителей вы ещё не смогли оценить?
— Почему же, смогла. Я хожу на спектакли, насматриваю. Самый приятный шок — это огромные делегации детей с цветами на поклонах, я такого не видела нигде!
Процесс и ожидание
Как происходит процесс работы?
— Все начинается со встречи с артистами и читки пьесы. Дальше — репетиции. Параллельно с этим режиссер отвечает за художественную целостность спектакля и осуществляет коммуникацию со всеми службами, с художником, композитором и так далее. И, безусловно, личная работа режиссёра — разбор пьесы.
Особый кайф театра в том, что это работа командная. Я тебе плюс, ты мне плюс и, если все сложится удачно, то будет плюс в плюсе. Когда коммуникация выстроена грамотно, то все привносят что-то своё, а из этого рождается что-то большее.
Только по любви
Расскажите об особых чувствах перед выходом постановки.
— Так случилось, что перед моим дебютным спектаклем за три дня до премьеры актриса сломала руку. Выход спектакля был перенесён на полтора месяца. В этот момент у меня были мысли, что я вообще не туда иду, такой период ямы, надо бросать. Но когда после премьеры зрители стали выходить из зала, увидела у некоторых на глазах слёзы, то есть в них реально попало. Это был очень значимый опыт для меня, сильные переживания.
Я думаю, в театр только по любви надо идти. Когда ты реально этим горишь.
«Алло, Карло!»
При работе с готовыми текстами бывают моменты несогласия, сложности?
— Конечно, бывают. Гольдони жил в 18 веке, и, к сожалению, я не могу позвонить ему и сказать: «Алло, Карло, а можно этот герой не будет вот это делать? Давай поменяем?». Но я и современниками действую по принципу, что каждый в театр каждый приносит что-то позитивное. Я не лезу на сторону драматурга, не переписываю. Если бы я могла, писала бы сама, но я не драматург.
А если при чтении пьесы понимаете, ну вот не может этого у меня быть?
— Значит, я что-то упустила в разборе. Я могу не согласиться с линией поведения, рвать на себе волосы и говорить, что так не бывает, я так не хочу. Но моя задача как режиссёра понять, почему драматург решил именно так. Или, по возможности, позвонить ему напрямую и что-то предложить взамен.
Ведь в конечном итоге самое главное — это хороший спектакль.
Мои искания
Есть ли пьеса, которую вы хотите поставить в будущем, быть может, очень сложная, та, о которой вы мечтаете?
— Очень хочу сделать «Доброго человека из Сезуана», это моя мечта. Там тоже есть ситуация цугцванга, которая мне нравится в драматургии. Пока это просто мысль, к которой я иду.
Удалось ли вам прийти к своей мечте?
— Мне кажется, суть мечты в том, что до неё невозможно дойти никогда на 100%. Но я точно могу сказать, что занимаюсь любимым делом, и очень рада этому. У меня был долгий период метаний, исканий. И сейчас в режиссуре очень много сходится того, что мне интересно, то, в чём я чувствую себя максимально живой.
Мария Каргина
г. «Городской курьер», 2025 г., № 11 от 19 марта
Поймав момент, когда работа над спектаклем в самом разгаре, мы познакомились с режиссёром, приоткрыв дверь в мир театра и в тонкости режиссёрского пути.
Нелинейная история
Как вы стали режиссёром, как вы к этому пришли?
Ася Литвинова: С детства мне нравилось организовывать игры для друзей. Например, мелками рисовала в парке большие игровые карты: вот здесь через «воду» надо перепрыгнуть, здесь — «кипящая лава», здесь на загадки ответить. Потом я делала форумные ролевые игры в интернете: придумывала вселенную, к которой могли присоединиться другие пользователи. Но к режиссуре я пришла не сразу. Сначала долго занималась пением, потом поступила в школу с театральным уклоном. Окончательно влюбилась в драматический театр на показе «Театральной бессонницы», проекта режиссерского факультета ГИТИСа. После школы я поступила в Москву в музыкальное училище при Консерватории, а спустя время — на режиссёрский факультет к Андрею Могучему в РГИСИ (Санкт-Петербург).
Все дороги ведут в театр
— Сначала я поступала на актрису. Во-первых, было понятно, что на режиссуру сразу после школы не поступишь, жизненного опыта не хватит. Пробовала поступить на актёрский… и провалилась с треском. В то время не было электронной очереди: бегала к пяти утра вживую записываться, по 3−4 раза ходила в одну мастерскую, но к разным педагогам, и пролетала везде. В итоге поступила на музыкальный факультет, но параллельно посещала курсы в Школе-студии МХАТ. И в процессе поняла, что актрисой быть не хочу. Любовь к театру большая, а что делать с ней — теперь не понятно. Ещё раз сдала ЕГЭ и поступила в ГИТИС на театроведческий факультет. Выбрала заочку, чтобы и музыкальное училище закончить. В процессе обучения на театроведческом поняла, что не могу усидеть на месте. Какой-то у меня не тот психотип. Мне тогда был 21 год, и я поняла, что надо пробовать ещё.
В Питер не страшно
— В Москве на режиссуру поступать было страшно — меня все уже знают, режфак и театроведческий находятся в одном здании ГИТИСа — не хотелось разговоров, если вдруг не получится. А вот если поехать в Питер, там не страшно. Попробовала и… увидела себя в списках, кричала от радости — поступила к Андрею Могучему. Этот путь получился таким, меняющим сознание. Я приехала в Питер одним человеком, а уехала другим.
Постановщик, актёр, педагог
— После института вернулась в Москву и получила повышение квалификации у режиссера Анатолия Васильева в ММУ — он брал к себе людей, у которых уже есть театральный опыт. Мы занимались в основном ситуативными практиками, делали этюды по Чехову, Горькому.
В Москве, прежде чем основательно прийти в режиссуру, я активно преподавала, плюс занималась перформативной и актёрской деятельностью. Васильев говорил, что у режиссёра должно быть три лика — толкователь, педагог и зеркало. И пока я шла к профессии, я старалась всего этого набрать.
Почему режиссеру необходима педагогика — тебе надо научиться выдавать информацию частями, ведь когда пытаешься привести к результату сразу, то можно этого результата и не достичь. Ведь у людей разный резервуар памяти. У Анатолия Васильева тоже был принцип — всё давать постепенно, из серии — это поймёшь позже; что-то в итоге понимаешь сам, в своё время.
Горький слон
Обучение, преподавание… к режиссуре был переходный момент?
— Да, дебют произошёл спустя два года после окончания института. Я съездила на Соловки, и услышала там историю, которую захотела воплотить. В основе моего спектакля «Горький слон» — поездка писателя Максима Горького в 1929 году в составе делегации ОГПУ в Соловецкий лагерь особого назначения, результатом которой стал позитивный очерк, который вышел в журнале «Наши достижения». Первая реакция, конечно, такая: «ну как ты мог»? А потом понимаешь, что на кону у Горького было очень многое. Меня в этой истории задевает, что человек находится в ситуации внутренне неразрешимой, сложной. Он будто на краю пропасти стоит — его раскачивает, и он падает. Эта тема очень глубоко меня взволновала, попала в меня чувственно. Мне вообще нравится в драматургии ситуация цугцванга, вынужденного выбора между плохим и худшим.
Путь в Саров
— Здесь я ставлю спектакль «Слуга двух господ» Карло Гольдони, где ситуации цугцванга нет. И мне сейчас очень нравится, что у меня период комедий. Я до этого делала эскиз в Петербурге — такой ироничный детектив, люблю сочетание юмора и ужаса. У Аристотеля есть понятие «испытание ужасом» — что лучше пережить что-то жуткое в театре, чем в реальной жизни, чтобы выработать сострадание. И юмор хорошо к этому подготавливает. Поэтому я рада, что сейчас ставлю комедию Гольдони. Там ужаса нет никакого, там есть немного смерть, которая над всеми нависает. Но все вопреки ей движутся вперед и живут очень полной жизнью.
Как вам наш город?
— Ещё осенью, когда приехала в Саров впервые, мне здесь очень понравилось. Зимой сложнее оценить всю красоту заповедной местности. А в сентябре я жила в гостинице в старой части города и ходила в театр проводить мастер-классы через Заливной луг — это потрясающе, такая красивая природа, золотая листва.
Лаборатория
Вы упомянули мастер-класс?
— Да, это было в рамках лаборатории. Программа «Территория культуры Росатома» совместно с Театром Наций уже много лет проводит творческие лаборатории в атомных городах. В региональных театрах идет не менее насыщенная творческая жизнь, чем в столичных. Но при этом меньше возможности знакомиться с молодыми режиссерами, новой драматургией. В рамках лабораторий за счёт грантов и госпрограмм в малые города приезжают молодые режиссёры, чтобы за неделю практически на коленке с актёрами создать эскиз спектакля. Такой фрагмент, с быстро набросанной музыкой, порой с недовыученным текстом. Тем не менее, зритель, который приходит смотреть на эскиз, может понять, что перед ним и голосует, если хочет, чтобы этот спектакль был доработан и остался в репертуаре театра.
Со временем эти лаборатории обросли факультативными вещами, в первую очередь — мастер-классами. Бывает, в штате театра нет человека, который занимается, к примеру, речью, а актёру постоянно нужно над этим работать. Тогда привозят специалиста, который целенаправленно и интенсивно несколько дней занимается с артистами речью или сценодвижением.
На последней лаборатории в Саров приехало много технических специалистов, которые занимались с цехами — осветителями, бутафорами, радистами. Это очень полезные вещи, которые театру ничего не стоят, но приносят большую пользу: эскизы превращаются в полноценные спектакли, режиссёры приезжают на новые постановки или вообще остаются. Так в Сарове появился главный режиссёр Антон Морозов — он ставил эскиз в рамках лаборатории, потом приехал ставить спектакль, ещё спектакль и, в итоге, стал главным режиссером.
Саровских зрителей вы ещё не смогли оценить?
— Почему же, смогла. Я хожу на спектакли, насматриваю. Самый приятный шок — это огромные делегации детей с цветами на поклонах, я такого не видела нигде!
Процесс и ожидание
Как происходит процесс работы?
— Все начинается со встречи с артистами и читки пьесы. Дальше — репетиции. Параллельно с этим режиссер отвечает за художественную целостность спектакля и осуществляет коммуникацию со всеми службами, с художником, композитором и так далее. И, безусловно, личная работа режиссёра — разбор пьесы.
Особый кайф театра в том, что это работа командная. Я тебе плюс, ты мне плюс и, если все сложится удачно, то будет плюс в плюсе. Когда коммуникация выстроена грамотно, то все привносят что-то своё, а из этого рождается что-то большее.
Только по любви
Расскажите об особых чувствах перед выходом постановки.
— Так случилось, что перед моим дебютным спектаклем за три дня до премьеры актриса сломала руку. Выход спектакля был перенесён на полтора месяца. В этот момент у меня были мысли, что я вообще не туда иду, такой период ямы, надо бросать. Но когда после премьеры зрители стали выходить из зала, увидела у некоторых на глазах слёзы, то есть в них реально попало. Это был очень значимый опыт для меня, сильные переживания.
Я думаю, в театр только по любви надо идти. Когда ты реально этим горишь.
«Алло, Карло!»
При работе с готовыми текстами бывают моменты несогласия, сложности?
— Конечно, бывают. Гольдони жил в 18 веке, и, к сожалению, я не могу позвонить ему и сказать: «Алло, Карло, а можно этот герой не будет вот это делать? Давай поменяем?». Но я и современниками действую по принципу, что каждый в театр каждый приносит что-то позитивное. Я не лезу на сторону драматурга, не переписываю. Если бы я могла, писала бы сама, но я не драматург.
А если при чтении пьесы понимаете, ну вот не может этого у меня быть?
— Значит, я что-то упустила в разборе. Я могу не согласиться с линией поведения, рвать на себе волосы и говорить, что так не бывает, я так не хочу. Но моя задача как режиссёра понять, почему драматург решил именно так. Или, по возможности, позвонить ему напрямую и что-то предложить взамен.
Ведь в конечном итоге самое главное — это хороший спектакль.
Мои искания
Есть ли пьеса, которую вы хотите поставить в будущем, быть может, очень сложная, та, о которой вы мечтаете?
— Очень хочу сделать «Доброго человека из Сезуана», это моя мечта. Там тоже есть ситуация цугцванга, которая мне нравится в драматургии. Пока это просто мысль, к которой я иду.
Удалось ли вам прийти к своей мечте?
— Мне кажется, суть мечты в том, что до неё невозможно дойти никогда на 100%. Но я точно могу сказать, что занимаюсь любимым делом, и очень рада этому. У меня был долгий период метаний, исканий. И сейчас в режиссуре очень много сходится того, что мне интересно, то, в чём я чувствую себя максимально живой.
Мария Каргина
г. «Городской курьер», 2025 г., № 11 от 19 марта