Выиграть, нельзя проиграть – проиграть, нельзя выиграть?

  У нас было две колоды карт, деньги, 2 стола. Не то, чтобы всё это категорически необходимо в Саровском драматическом театре, но если уж начали сезон, то к делу надо подходить серьёзно. А что может быть серьезнее гоголевской пьесы «Игроки», которая будто бы играет саму себя?

Мошенничество стало настолько привычным, что мы готовы негласно включить его в своё расписание. Да, всё это про нашу вечную Россию, которую в конце спектакля главный герой Ихарев в сердцах назовёт "надувательной землей". Да, это про нашу Россию, показанную в документальных фильмах Алексея Пивоварова и Юрия Дудя.
  Пьеса привлекает современных зрителей и юмором, и детективной историей, а постановка ещё и мистикой, визуальными эффектами и... В общем, спектакль и для любителей классики, и для тех, кто не против современности. Так, атмосферное оформление сцены выдержано в стиле 19 века. В то же время в трактире провинциального города нет ничего, что отвлекало бы героев от карт: обеденный и игорный столы, горка, стулья. Интерьер максимально нейтрален и минималистичен, как в любом казино.
  Завершенность композиции придают красивые визуальные проекции. Они сопровождают мечты Ихарева о Петербурге. Через окна трактира, словно через камеру обскура, мы смотрим на величественные архитектурные ансамбли города. В другой сцене они же создают эффект карточной игры Ихарева и Ко, чтобы удержать внимание зрителя, пока герои азартничают за суконным столом.
  Компания, состоящая из Швохнева, Кругеля, Утешительного, отца и сына Гловых, а также Замухрышкина, представляет интерес для любителей психологии харизматичных злодеев. Перед нами трикстер, резонёр, шут, перевёртыш и тд. Объединение центральной тройки игроков происходит благодаря Утешительному, который одновременно и актёр, и режиссёр действия. Его костюм выдержан в дымчатых тонах, что как бы скрывает от нас мысль о натуре героя-перевёртыша. Именно такой образ и создает актер Руслан Шегуров. Полной противоположностью игрока становится шулер Ихарев, который внешне эпатажен и энергичен. Мы сразу же видим в нём некую претенциозность, нежелание оказаться с кем-то из трактира по одну сторону стола.
    В исполнении Максима Солнцева главный герой чертовски обаятелен, такому даже хочется проиграть в банчик. Сочность образа подчеркивает и костюм, в котором преобладает насыщенный вишневый цвет и стильная полоска.
   Художник-постановщик (Шевцова С.А.) словно оставляет для зрителей сюжетные подсказки. Однако подлинный комизм пьесы открывается нам только в самом конце: как распознать обман, если ты сам обманщик? Увидит ли зритель здесь справедливое возмездие?
  И да, и нет.
  Известно одно: в «дураках» никто не останется, и такое возможно, когда в спектакле играет сам Анатолий Наумов, заслуженный артист РФ. Представьте, что Гоголевский чиновник Замухрышкин это немного Мармеладов и совсем чуть-чуть Коровьев. Интересно?!
   В Наумове прекрасно всё: и мимика, и костюм, и походка, и мысли.
    Его возрастной антипод, юный артист Артём Жуков (Александр Михайлович Глов по пьесе), и пылок, и искренен, и прекрасен, и ужасен, и ничтожен. И даже попытается застрелиться!
Глов-старший (артист К.Алексеев) и вовсе будто бы застрял по ту сторону экрана: перед нами заботливый отец или иллюзия порядочности?
А вот образ сдержанного немца Кругеля понятен без лишних слов: Юрию Николаеву пришлось очаровывать зрителей молча.
    И перед нами открыты ещё не все рубашки «Игроков»!
В спектакле режиссера С.Оханова есть всё: мечта, страсть, кажется, что третьим напрашивается любовь.
    Да, у Ихарева есть любимая... колода карт, которой он даже дал имя – Аделаида Ивановна. Музыкальное оформление такое же символичное, как и визуальное. Стремительно летящий Чардаш создаёт атмосферу азарта, погружает зрителя в подпольный мир случая и показывает цикличность жизни героев.
Кажется, что волшебство пропадает и скрывается в пространстве сцены. И тогда мы находим его в настенных часах. Один из персонажей пьесы замечает, что они почему-то не ходят, но зритель постоянно слышит их ход в начале многих сцен. Будто бы ускоряется темп спектакля, и всеми в зале ощущается неестественность происходящего.
   В финальной мизансцене, когда на заднем плане застывают силуэты шулеров, а перед зрителями рождается новый плут, исчезает не только художественная реальность, но и четвертая стена, на которой уже появлялись трещины от монологов героев. А может, когда-нибудь и наша жизнь останется такой только в искусстве, а мы будем героями лучших утопий или романов Р. Брэдбери, где вечно солнечно и безопасно?
Влада Шевцова